Татьяна Нилова

Сначала моя американская подруга Мэй огорчилась, узнав, что в Америке и в России Рождество празднуют в разные дни.

Мэй, как и большинство американцев, считала Рождество самым главным праздником.

- Календари - календарями, - сказала Мэй, когда я объяснила причину этого, - но праздник должен всех объединять! Он общий для всех - бедных и богатых, детей и взрослых!»

Я развела руками: 

- Что делать, так уж сложилось! Приходится с этим мириться!»

Мириться Мэй очень любила. Она считала, что все люди - братья. И должны жить в мире и дружбе.

И это не были пустые слова. Предки Мэй - итальянцы, приехали в Америку в начале прошлого века, и, казалось бы, никакого отношения к трагической судьбе американских индейцев и жестокостям белых иметь не могли. Но Мэй мучило чувство вины. И она несколько раз в год отправлялась в индейскую резервацию.

Чтобы поддержать ее жителей, покупала у них целый мешок сувениров, поделок из камня и кожи. Высыпала на стол и показывала мне совсем не нужные ей бусы и браслеты, восхищаясь мастерством индейских умельцев. А я молча восхищалась ее добрым сердцем.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что очень скоро Мэй увидела много хорошего в том, что Рождество можно праздновать дважды.

Я начинала получать ее поздравления еще в начале декабря. Сначала по электронной почте. Потом обычная почта приносила красочные открытки с рождественскими сюжетами. А перед самым Рождеством Мэй исчезала из поля зрения. Шла бурная подготовка к важному событию и праздничному обеду.

Наряжается елка, разумеется, натуральная, обязательно высокая и пышная, занимающая половину гостиной. Покупались подарки для родных и близких. Если она и звонила мне в эти дни, то я слышала от нее только одну фразу, произносимую измученным голосом: «I hate shopping!» «Я ненавижу ходить по магазинам!».

Потом - продукты. «A lot of!» - много. Ведь надо было приготовить и традиционные американские блюда - индейку, клюквенный соус, картофельное пюре, и, конечно, итальянские кушанья, рецепты которых передавались из поколения в поколение. А гостей будет множество - сестры, братья, племянники и племянницы, дяди и тети...

Но вот праздник позади. Подарки раздарены, гости накормлены, волнения улеглись. Можно готовиться ко второму Рождеству спокойно. Елка стоит уже украшенная, гостей будет всего-то двое, а наготовленные соусы, печения, пудинги остались в изобилии. Да и я старалась принести что-нибудь к столу. Доставала из запасов свои маринованные грибочки, пекла любимый всеми яблочный пирог.

Облачившись в нарядные одежды, мы (я - с пирогом и грибами, муж - с букетом зимних хризантем) подходим к небольшому двухэтажному дому, украшенному яркими гирляндами. Еще у меня в сумочке маленький подарок-сюрприз для Мэй и ее мужа, Антонио.

Как истинный итальянец, Антонио - страстный меломан, и в доме много записей великих итальянских и не только итальянских певцов. Особым почтением у Антонио пользуется Франко Корелли.

«Непревзойденный Корелли!» - восклицает Антонио, включая запись. С интересом относился Антонио и к русским певцам, к тем, кто пел в Метрополитен Опера или приезжал в Америку на гастроли.

Чтобы расширить кругозор Антонио, я ему однажды о Максиме Дормидонтовиче Михайлове. О его уникальном голосе и не менее примечательном характере.

Великолепный бас, он был солистом Большого театра и в то же время пел в храме. Желающих послушать его бархатный голос было так много, что церковь не вмещала всех, и люди заполняли не только паперть, но и ближнюю улицу.

Антонио, ревностный католик, был восхищен непреклонностью веры знаменитого певца и тут же попросил меня записать на листочке бумаги латинскими буквами его имя и фамилию: он постарается обязательно найти его записи. 

И так, прижимая к себе сумочку с сюрпризом для моих американских друзей, я нажала на кнопку звонка. Дверь отворилась и на пороге, лучезарно улыбаясь, возникли Мэй и Антонио. С остановками на объятия, поздравления и поцелуи, мы прошли в гостиную. Там, упираясь макушкой в потолок, стояла пушистая елка. Ее ветви прогибались от тяжести сверкающих украшений.

Но что-то показалось мне необычным.

- Мэй, а почему на елке нет красных шаров и вообще ничего красного?

- Да, ничего красного нет. Ты не поверишь! - Мэй всплеснула руками. – Как

принципиальный демократ Антонио решил впредь ничем красным елку не украшать.

Антонио важно кивнул головой, подтверждая, что этот цвет, который выбрала для себя Республиканская партия, у него не в чести. 

Мы уселись за стол, и вскоре разнообразные напитки и закуски увели нас с тропы разговоров о политике. А когда подошло время чая, я решила, что музыкальный сюрприз окажется сейчас кстати. Я попросила Мэй принести магнитофон и, таинственно улыбаясь, поставила кассету. Запись была не очень хорошего качества, но это не могло смазать впечатления от ангельского детского голоса, трогательно выводящего знаменитую мелодию: «Аве, Мария».

Выразительные черные глаза Антонио увлажнились. Мэй притихла и слушала, затаив дыхание. Мелодия отзвучала.

- Кто это? Кто это? – восклицали наши американские друзья.

- Робертино Лоретти! - провозгласила я, довольная, что сюрприз удался. 

- Робертино Лоретти?! Мы ничего не слышали о нем! Удивительный голос!

Я принялась было рассказывать, но Антонио остановил меня. Мы дослушали запись до конца. Антонио спросил:

- А что там еще на кассете?

Я прекрасно знала, что сейчас последует. Слегка дрожащий высокий голос затянул: «Утро туманное, утро седое...». 

Какое-то время Антонио внимательно прислушивался. Внезапно он вскочил со стула. 

- Козлосски! Козлосски! Великий русский тенор! Козлосски!

- Да, да, Антонио! - я радостно закивала головой. - Это Козловский! Иван Козловский!

Антонио взял себя в руки и старался повторить фамилию певца как можно правильнее:

- Коз-лов-ский. 

- Антонио! - Я не могла поверить своим ушам: какая эрудиция! - Откуда вы знаете Ивана Козловского? Он, кажется, не так уж известен на Западе, он и за границу никогда не выезжал.

- О-о-о! - Антонио поднял вверх указательный палец. - Он обладал превосходной техникой! Никто не мог брать открытым голосом такие высокие ноты! Никто! Ни Карузо! Ни Тибальди! Ни даже Корелли! Только Козлосски! Только Козлосски! - голос Антонио, казалось, тоже подобрался к этим самым высоким нотам.

- Коз-лов-ский, - машинально повторила я по слогам. - Эта кассета – наш подарок вам на Рождество!

Антонио растроганно тряс мне руку, а Мэй обняла за плечи, чмокнула в щеку и сказала: 

- Я же говорила тебе, Антонио, что это великолепно, - дважды праздновать Рождество!